- НАШ удивительно прекрасный край - край неповторимой красоты устремленных в небо снежных гор, шумных водопадов и бурных рек известен миру через произведения В. Шаламова под зловещим названием "Колыма".

Магадан - Хандыга - эта дорога - пока наша единственная связь со столицей республики - Якутском, до которого надо добираться без остановки полтора суток, переплывая на пароме две реки - Алдан и Лену.

И когда едешь по трассе, особенно через жуткие Черный и Желтый прижимы, где под нависшими над тобой каменными выступами внизу, в глубокой пропасти в 300 метров, серебрится река, испытываешь непередаваемо щемящее чувство боли за тех, кто навечно остался под дорогой и вдоль нее.

Голодные, измученные, оборванные и больные, с обмороженными лицами и руками, в обуви из рваной телогрейки в шестидесятиградусные морозы, ученые и поэты, военачальники и артисты, конструкторы и летчики, врачи и писатели долбили эти гигантские скалы кайлом, прокладывая дорогу.

И на память приходят слова Варлама Шаламова: 

"Окруженные конвоем, мы шли... не один час, по каким-то неведомым тропам двигаясь к перевалу, все вверх, вверх - усталость, крутизна подъема, разреженность воздуха, голод, злоба - все останавливало нас. Крики конвоиров подбодряли нас как плети. Уже наступила полная темнота, беззвездная ночь, когда мы увидели огни многочисленных костров на дорогах близ перевала. Чем глубже становилась ночь, тем ярче горели костры, горели пламенем надежды, надежды на отдых и еду. Нет, эти костры были зажжены не для нас. Это были костры конвоиров. Множество костров в 40-градусном, 50-градусном морозе. На три десятка верст змеились костры. И где-то внизу в снеговых ямах стояли люди с лопатами и расчищали дорогу. Снеговые борта узкой траншеи поднимались на 5 метров. Снег кидали вверх по террасам, перекидывая дважды, трижды...

Перевал доложен был очищен, и пока он не будет очищен - никто не тронется с места". 

И трасса эта сегодня - вечный памятник всем тем, кто в нашем суровом краю "пил горе горстями допьяна" и строил дорогу жизни для многих поколений. 

СУДЬБА и творчество Шаламова для нас имеют особое значение, ибо именно здесь, у нас, на Полюсе холода, поэт "много лет дробил каменья не гневным ямбом, а кайлом" с незатухающей верой в торжество правды.

В своих воспоминаниях Варлам Тихонович не раз повторял: "Колыму же я никогда не забуду". Колыма превратила его жизнь в осколки, Колыма же сделала его своим летописцем.

Шаламов оказался в наших краях потому, что "запомнил из русской истории последних лет не то, что в ней следовало запомнить" (чтение ленинского письма к съезду, признание Бунина русским классиком...).

Свой гражданский, нравственный, человеческий, писательский подвиг Варлам Тихонович пронес через всю свою жизнь,  сумев доказать, что бесчеловечное отношение к человеку разрушает личность. 

Из 19 проведенных на Севере лет Шаламов "4 года не держал в руках книги, газеты", ибо условия жизни на Колыме исключали вовсе возможность писать и хранить рассказы и стихи". 

И это после долгих лет пыток и унижений, тяжкого труда и жизни на выживание!

Размышления Шаламова о жизни сегодня кажутся мудрейшим советом молодым - как надо беречь и ценить самое дорогое для любого человека - жизнь.

"Каждый человек в 16 лет дает себе какие-то клятвы, какие-то обещания. Иными они забываются, иными не забываются. Для многих слишком хорошая память служит причиной увлечения водкой или еще чем-либо подобным. Я очень боялся в молодости прожить жизнь напрасно, и вот, по тем письмам, которые я получаю с Севера до сих пор, я имею право считать, что жизнь моя там не была совсем напрасной, что меня помянут добрым словом и помянут люди хорошие".

Он добился цели жизни - "послужить людям, принести хоть какую-нибудь пользу, недаром прожить жизнь, сделать что-то, чтобы люди были лучше, чтобы жизнь была теплей и человечней!"

С ОСОБОЙ гордостью и волнением мне хочется сказать о том, что мировая литература сегодня высоко чтит творчество Шаламова - его "Колымские рассказы", написанные в нашем глухом краю. Эти шедевры Варлам Тихонович писал, "на обороте старых рецептурных книг, полосках оберточной бумаги, на каких-то кульках". 

Здесь, у нас, в п. Барагон (Томтор) он "встретил смерть Сталина, кровавую амнистию Берии, когда были освобождены только блатари...".

И отсюда он увез свою знаменитую синюю тетрадь, которую вручил Борису  Пастернаку, давшему жизнь творчеству Шаламова. 

 Письма Б. Пастернака и В. Шаламова были напечатаны в журнале "Юность" (№ 10, 1998 г.). Переписка эта началась в 1952 году, когда Шаламов жил в Кюбюме (это в 150 км от Томтора), через год он переехал жить к нам в Томтор, чтобы получать или отправлять письма.

Трудно себе представить сейчас смелость и рискованность Бориса Пастернака, отправляющего свои бесценные, не прочитанные никем другим рукописи (за них же присуждена была Нобелевская премия!) в наше глухое село заключенному, который жил на волоске, судьба которого ни на час не зависела от него!..

В. Шаламов работал фельдшером в Куйдусуне, это в трех километрах от села Томтор. Томтор в начале 50-х годов - это всего несколько юрт. И, к счастью, одна избушка, представляющая собой почтовое отделение. Этот домик и был "светом в окошке", "лучиком надежды" для заключенного Шаламова. "Милое почтовое отделение" не раз упоминается в произведениях поэта-узника. Ну и, наконец, у Шаламова есть рассказ "Погоня за паровозным дымом", где опять-таки есть упоминание о почтовом отделении, где "столько писем отправил и столько писем получил".

Томтор и по сегодняшний день называется 2-м Борогонским наслегом Оймяконского улуса. В рассказах Шаламова не раз упоминается Томтор, и "Барагон". А в рассказе "Яков Овсеевич Заводник" писатель передал историю, где по дороге в Барагон чуть не был потерян чемодан с бесценным сокровищем - письмами Пастернака. 

Барагон не раз упоминается и в другом рассказе В. Шаламова - "Рива-Роччи". В нем рассказывается об истории, произошедшей жарким летом 1953 года, когда работая фельдшером на участке Барагон, Шаламов услышал долгожданную весть об амнистии Берии. Через его скупые строки о себе мы узнаем, что автор, как фельдшер, оказался на высоте: здоровье пациента, долг медика для него были дороже всего. Он не побоялся немилости начальства, хотя эта немилость могла обойтись очень дорого - даже ценой собственной жизни. Трудолюбие и знания помогли ему улучшить санитарное состояние в бараках, особенно всем понравился его метод уничтожения вшей путем прожарки в бензиновых баках.

О жизни писателя в лагере узнаем и через его письма к Пастернаку. Однообразный пейзаж: тайга, снега, мороз, лагерные бараки, вышки с часовыми... Писать здесь было равносильно подвигу, ибо все это было рискованно и вызывало подозрение у лагерного начальства. Но, тем не менее, нашлась мужественная женщина, врач Е.А. Мамучашвили, которая доставила две тетрадки колымских стихов Шаламова Галине Игнатьевне Гудзь. И она с помощью дочери композитора А.Д. Кастальского Наталии Александровны Кастальской встретилась с Борисом Пастернаком и передала ему эти тетради. 

ДЛЯ НАС переписка В.Т. Шаламова с Б.Л. Пастернаком имеет особое значение. Об этой переписке написано много статей. Но для нас, для жителей села Томтор - это наша особая память, наша особая гордость, ведь писал Шаламов Пастернаку из нашего малюсенького села Томтор. И "Синяя тетрадь" - наша, ибо Шаламов не раз уточнял в своих записях: "Я работал фельдшером близ Оймякона, в верховьях Индигирки, на полюсе холода, и писал день и ночь на самодельных тетрадях"…