 Северные истории
(Продолжение)
Из запомнившегося еще были полеты на замерзшие озера на колесном шасси в марте-апреле по завозу бензина для вертолетов. Для обслуживания нужд геологоразведки летом использовались вертолеты Ми-4. Так как дальность полета этих вертолётов была относительно невелика, в тайге создавались оперативные точки – вертолетные площадки, где можно было провести необходимое техническое обслуживание и, главное, дозаправиться. Для этого они располагались недалеко от озер, пригодных по размеру для посадок Ан-2. Туда сначала летел Ан-2 на лыжах под управлением опытного командира. Как правило, это был либо командир звена, либо командир эскадрильи. Он садился на лед озера и, если снег был не очень глубокий, накатывал взлетно-посадочную полосу, при этом как можно ближе подруливая к плоскому берегу. Ведь экипаж Ан-2 пять двухсотлитровых бочек должен будет поставить пробками вверх сам, т.к. грузчиков в тайге нет. Потом на вездеходах эти бочки заберут геологи.
Теперь дело было за экипажами Ан-2 на колесном шасси. Садиться нужно было «след в след» (т.е. в колею от шасси ранее садившегося самолета) на заснеженный лед озера, чтобы не «скапотировать» – не перевернуть самолет вверх колесами – как мы выражались «на спину». Самой опасной была первая посадка. Ведь рассчитать плотность снега на всей полосе полностью было очень сложно, даже после того как первым приземлился самолет на лыжном шасси. Создавалась максимально задняя центровка, т.е. чтобы самолет тянуло на хвост, и на возможно малой скорости нужно было сесть. После посадки его все же немного ведет на нос, но здесь уж не тормози и тяни штурвал на себя до упора. Последующие посадки уже проще - важно только сесть след в след и рулить по накатанной колее. По ней подруливаешь к берегу и сбрасываешь бочки с бензином. Как только бочек завезено столько, сколько было заказано, на будущую базу забрасывались рабочие, которые и оборудовали её для дальнейшей работы. Особенно мне запомнилась работа на оперативной точке Лазо – небольшой площадке за полярным кругом, в 140 км от поселка Батагай. Нашей задачей было развезти груз с этой площадки на две других: Полярник и Адычу, находившихся в узкой долине реки Адыча. Там геологи искали золото, и, как я узнал многими годами позже, нашли его большие залежи. Это было в начале декабря. Я летал тогда в экипаже с уже известным вам Жорой Клоповым.
Так как полеты были очень сложными из-за крохотных размеров площадок, то с нами полетел и опытнейший летчик Усть-Неры, командир звена Николай Николаевич Алешин. Ник-Ник, как мы все звали его с уважением. Жили мы в сборном деревянном домике, отапливаемом «буржуйкой»- печкой, сделанной из 200-литровой бочки. Так как температура в это время выше -50 не поднималась, то в домике было тепло, пока в печурке горел огонь. Ночью температура опускалась еще ниже, и спать приходилось в спальных мешках. Причем, если засыпали в полностью открытых, то под утро все просыпались от холода в полностью застегнутых. Но ведь кому-то нужно встать и растопить печь, пока остальные могут понежиться в спальниках. Это приходилось нам по очереди делать с авиатехником Серегой Костровым, с которым мы закончили училище в один год. После того как в в домике теплело, и в умывальнике уже была вода, а не лёд, поднимались и все остальные. Мы с Серегой бежали разжигать бензиновую печку «Север» и начинали разогревать двигатель самолета, а наши командиры готовили завтрак. Вообще-то, Сереге полагался в помощь моторист, но из-за отсутствия спальных мест в нашей избушке, его взять с собой было просто невозможно и его обязанности легли на меня. Но я не роптал – надо, так надо! Там мы прожили неделю. Выполнили благополучно всю работу и улетели на базу. В памяти остались только неповторимые по своей красоте полярные сияния. В ясном небе где-то вспыхивали всполохи различных цветов, которые потом шли цветными волнами по небу. Затем какие-то разноцветные светящиеся столбы в разных частях темного неба. Рассказать об этом невозможно – это надо видеть. Таких полярных сияний я в своей жизни больше не видел, хоть наблюдал их потом и в Мурманске, и в Ленинграде.
Летом к полетам для геологов добавлялись еще и полеты по обслуживанию золотодобытчиков, и пассажирские рейсы между приисками. Маленькие посадочные площадки располагались у наиболее крупных ручьев – небольших речушек, впадающих в Индигирку. Там же находились и стационарные посёлочки старателей. Перелеты между ними составляли 15-20, максимум 30 минут. Судоходство на Индигирке отсутствовало из-за опасности для судовождения, вследствие наличия порогов. так что летом, как пелось в песне тех времен «только самолетом можно долететь». Мы возили на прииски пассажиров, почту, продукты, запчасти для техники, товары Колымторга и т.д. и т.п.
Как-то из одного из таких полетов на аэродром пустым вернулся самолет Ан-2, который пилотировал экипаж из двух самых крупных летчиков звена Ан-2- Володи Анциферова и Юры Гончарука.
Два здоровых красивых парня, оба под два метра ростом и под сто килограмм весом, заруливали на стоянку. Так как у Ан-2 двигатель и экипаж находиятся впереди центра тяжести, а самолет был пустой, их вес в сочетании с еще несколькими факторами сыграл с ними злую шутку. В процессе руления они колесами попали в, казалось бы, маленькую канавку и… в этот момент в хвост самолета дунул сильный порыв ветра. Да еще в это время на взлет стал выруливать самолет Як-40. Он своими турбинами тоже дунул не слабо в хвост бедному Ан-2. Самолет, как в замедленной съемке, стал на нос, на винт. Хвост – в небе, а до земли из кабины еще далеко. Что делать? Вышли на связь с диспетчером. Доложили обстановку. В конце-концов пригнали подъемный кран. Прицепили хвост к крюку, и медленно опустили на землю.
Глава 6. Клуб юных летчиков
Так, в бесконечных полетах, оживляемых подобными курьезами, и протекала моя служба в Усть-Нере, тогда лучшем поселке на Индигирке. Это был современный поселок. Градообразующим предприятием, как говорят сегодня, был обогатительный комбинат «Индигирзолото». Там были заасфальтированы, вернее, забетонированы две главных улицы, а остальные были отсыпаны шлихом – отработкой с золотодобычи. Было прекрасное обеспечение продуктами. Так называемое «московское». Летом на два месяца тайга вокруг поселка, находящегося в красивой долине, окруженной высокими горами с вечными ледниками, буйно расцветала. Яркое голубое небо, яркая зелень тайги вызывали неповторимые и незабываемые ощущения. Журналисты называли Усть-Неру «Северной Швейцарией».
Как-то с одним из моих новых знакомых я зашел в детский дом-интернат. В нём жили и учились не только дети-сироты, но и дети, имевшие хотя бы одного из родителей. Меня потрясли их глаза. Глаза, в которых не было видно радости. Совсем не детские глаза.
 Я ужаснулся, понимая, каково им жить на Полюсе холода, на вечной мерзлоте, без родительского тепла или хотя бы доброго к ним отношения. И тут у меня мелькнула мысль, что я сам смогу что-то для них сделать. Я подумал, что этим ребятам просто не хватает внимания и заботы, и задумал создать Клуб юных летчиков (КЮЛ). С этой идеей я пошел в Райком комсомола. В те времена это была, как мне тогда казалось, серьезная молодежная организация, имеющая возможность решать все молодежные проблемы. Нужно отдать должное - некоторые она все же решала. Правда, как оказалось, далеко не все. В Райкоме мою идею поддержали. В Доме пионеров мне выделили комнату, куда я натаскал все имеющиеся в нашей авиационно-технической базе (АТБ) ненужные плакаты по самолету и двигателю. Написал объявление, что в Клуб юных летчиков (я назвал его «Икар») принимаются мальчики, окончившие девять классов, и имеющие по дисциплинам: математика, физика и химия оценки не ниже «четыре». Класс мог вместить не более 24 человек, исходя из количества столов. На оргсобрание пришло человек сорок. Я пояснил будущим курсантам, что в Клубе будет военная дисциплина: за непосещение занятий и двойки курсанты немедленно будут отчисляться. Я пообещал, что у них будет своя форма одежды: синяя курточка, белая рубашка с галстуком, брюки и пилотка. На рукаве нашивка «КЮЛ ИКАР» и шеврон курса. Дизайн – мой собственный. После ознакомления с дневниками кандидатов осталось 26. Вопрос решаемый - поставили еще один стол. Остальных попросил выйти. Провел собрание, объяснил требования по дисциплине, назначил старшину, провёл первое занятие и отпустил группу. И тут заходит щупленький мальчик (на вид шестиклассник) и говорит мне:
- Товарищ командир! (Это я сказал, что ко мне нужно так обращаться). примите меня в клуб!
- Ты в каком классе?
- В девятом.
- Ты что не слышал, что в клуб набирают только в десятом?
- Я знаю. А можно я буду заниматься три года? Я буду стараться!
- Покажи дневник. Да ты же двоечник. У тебя сплошные двойки и тройки. Даже разговора быть не может. Уходи.
И тут у него на глазах появляются слезы, он начинает плакать, держит меня за руку и го-ворит:
- Товарищ командир! Дяденька! Зачислите меня в клуб. Я обещаю, исправлю все тройки!
Я не мог не поверить в его искренность, и мы договорились, что он год будет кандидатом в курсанты, будет ходить на занятия и за это время исправит все тройки и потом снова будет учиться на первом курсе. Когда уже уходил, спросил:
- Товарищ командир! А форму мне дадите? Ну, пожалуйста!
Как я мог ему отказать. Мы долго с ним говорили. Как оказалось, он был круглым сиро-той и в клубе (как он, спустя много лет, признался мне) он видел свою новую семью. Так в клубе оказался самый молодой курсант Валера Зедгенизов. Мне было понятно, что для военно-патриотического клуба (а именно таким я видел «Икар») униформа должна была стать объединяющим и дисциплинирующим элементом. Я с энтузиазмом взялся за реализацию этой идеи. Первым делом я пошел в Райком комсомола, где и изложил свою позицию. Первый секретарь Валерий Кондаков внимательно меня выслушал, а затем ответил мне, что на это денег у него нет, и посоветовал мне ехать в Якутск в Обком комсомола. Ну что ж. Надо, так надо. И я полетел в Якутск, отпросившись у командира эскадрильи. В Обкоме тоже сказали, что денег у них нет, но попросили письменно изложить свою просьбу. Затем напечатали письмо на бланке Обкома, созвонились с Политотделом Якутского управления гражданской авиации и отправили меня туда. В те времена начальник Политотдела был вторым человеком после начальника управления, а в некоторых вопросах и выше, так как был назначенцем Обкома партии. Он меня не принял. Принял меня заместитель начальника Политотдела Владимир Ильич Селиверстов, с которым вскоре нас сведет судьба совсем в другой обстановке. А пока он внимательно отнесся к моей просьбе и принял активное участие в решении вопроса. Через день я улетел в родную Усть-Неру с разрешением о выделении средств для пошива униформы для моих «икаровцев» – так стали называть курсантов клуба, за счет нашего авиапредприятия. Форма была заказана в пошивочном ателье Дома быта каждому курсанту индивидуально и выглядела очень привлекательно. В танцевальном зале я учил курсантов ходить строем, выполнять строевые команды и проводил строевые смотры. Ребятам это очень нравилось – они чувствовали, что они почти взрослые. Я был очень строг и внимательно следил за успеваемостью в школе. О «двойках» в клубе не было и речи. Все с удовольствием учились азам авиации. Я сам преподавал все дисциплины, сам давал все под запись со своих конспектов из летного училища, конечно, в сокращенном варианте. Кстати, как-то через несколько лет в моем кабинете начальника Научного летно-методического комплекса (НЛМК ГА), заместителя начальника Академии гражданской авиации по летной работе (об этом я расскажу чуть позже) раздался звонок:
- Владимир Васильевич! Это я – Волошин! Я выпускник второго выпуска «Икара». Я прочел о Вас в рекламе об НЛМК. Это летный комплекс, который Вы сейчас возглавляете. Я так и знал, что Вы должны были стать профессором. Ведь я учился в летном училище в основном по конспектам, которые Вы нам давали под запись. А закончил я его с отличием! Сейчас живу в Майами, в Штатах. А до этого летал капитаном Ан-12 в Якутске, пока их не списали.
Согласитесь, выше оценки моего скромного труда в качестве преподавателя-пилота просто не может быть!
(Продолжение следует).
На фото: 1. Полет завершен. Но появились проблемы.
2. Занятия в клубе с "икаровцами". Сидят: справа налево первый - Андрей Безруков, четвёртый - я, пятый - Сергей Костров.
|